11 марта. Мы столкнулись лбами в утренних городских сумерках, едва подсвеченных фонарями, когда двери метро вот-вот должны распахнуться. Отпрянули. Узнали друг друга. Обнялись по-нашенски, по-стариковски. На эскалаторе я поинтересовался: Анатолий, куда пропали?... – Да вот. Неделю бил сырое диетическое яйцо о нос бюста Берлиоза. В три глотка выпивал каждое, чтобы точно не дать петуха. Готовлюсь к исполнению на бис партии заморского гостя в опере Крымского-Персикова «Садко»… - Ясненько. А куда путь сегодня держите?... – Да есть одно секретное местечко. Вам, как человеку на первый взгляд благородному, я, конечно же, готов сказать. Только Вы никому не выдавайте… (Приложив ладонь к моему уху, сливает информацию)… - Ну что Вы! ну что Вы!… (пока Маэстро поправлял свой слуховой аппарат)… Алло! Это ПКР? С вами говорит обловленный вчера Гамлет Шекспирович Сароян… А я не по поводу вчерашнего облома… облова… облома. Не-ет. У нас тут дела похлеще происходят! Музыкант Тимофеев (дальше с придыханием) живого Берлиоза вызвал… Нет. Какой мастер и маргаритки?... Совсем другой Берлиоз. Сам Тимофеев с холодным оружием кругами ходит – с коловоротом… Что?... Я не пью! Совсем. Почти. Иногда. Ноль семь на рыло. Не более… Пишите адрес. Приезжайте. Жду… Следом отсылаю эсэмэску подельнику: «Лёня быстро просыпайся есть тема встреча второй вагон от головы».
Платформа «Горская». Я и Лёник здесь впервые в жизни. А Маэстро с января окучивает. Любопытно, однако. Взглянул на циферблат котлов Rolex, купленных на остатки от февральской пенсии: 07.21… Анатолий сказал, что отсель и до лунок 20 минут хода. На самом деле я отмерил 27. За введение народ в заблуждение виновник получил по приходу ледобуром (не путать с ледорубом) по бестолковке. Но по-дружески, не сильно… Глубина в месте лова примерно 5 метров. Аборигены говорят, что встречаются ямки и до 7. С погодой фатально не повезло. Холодновато. Пронизывающий восточник. Лунки быстро мёрзнут. Клёв, положа руку на сердце, малоубедительный, без огонька, без особых всплесков и каких-то ярко выраженных пиков. Вполне хватало времени попить чаю. Неожиданно начали мёрзнуть руки. Мы вдруг почему-то решили прервать процесс на полуслове, не дожидаясь возможной вечерней раздачи. Посчитали дебет: у меня 3 (три) корюшиных хвоста, у Маэстро 1 (один), у Леонида 8 (восемь). Благоразумно и предсказуемо скинули уловы в один котелок и разыграли приз в «камень – ножницы – бумага». Счастье улыбнулось, как всегда, чертовски везучему армянину…
Вдруг со стороны портального крана к нам нарисовался наш старый знакомец, глухонемой старичок-поджопник из Смолячково. Бывают же в жизни такие чудесные совпадения! С грустинкой в голосе сказал, что сегодня не его день, что отловился ещё хуже нас, и что всё дело – в резком падении давления. Корюшка, мол, есть. Но вся в коматозе стоит, офонаревшая, у дна. Мы понятливо кивнули. Посочувствовали старичку на языке француза Луи Брайля (Леонид когда-то заканчивал курсы)… Я внимательно вгляделся в лицо бедолаги: под его глазами расползлись двумя озёрами синие круги, как у главного героя романа «Преступление и наказание», вышедшего в позапрошлом веке из-под пера классика русской и мировой литературы Фёдора Михайловича Достоевского. Я поднапрягся и вспомнил сюжет великого произведения…
Студент-двоешник Родион Раскольников был худ, тощ и нищ. Завалил сопромат. Да и с диаматом было не всё благополучно. Термодинамика хромала. Ему не давали покоя лавры доцента Соколова с погонялом Наполеон. Он задумал примерно то же самое, но – не садист же! – решил не шинковать потенциальную жертву на антрекоты, а просто тюкнуть её альпенштоком (то бишь ледорубом, не путать с ледобуром) по башке. Альпенштока в спорттоварах не нашёл. Продавщица сказала, что последний забрал давече какой-то волоокий цыган, отдалённо похожий то ли на мексиканца, то ли на кубинца, то ли на каталонца. Всё время ковырялся в носу и тихо шептал по-испански какую-то странную фразу: «Теперь капец пархатому…». Родион был настойчив в достижении цели - купил в скобяной лавке на Сенной, где вкусно пахло корюшкой, плотницкий топорик. Короче, выбрав ночь в начальной фазе новолуния, замочил старушку-процентщицу душегуб. Ничтоже сумняшеся. Потому что проценты у неё были заоблачными и неподъёмными. Круче, чем в Сельхозбанке. Заодно, чтобы не оставлять свидетелей, и сестрице её Лисавете нанёс черепно-мозговую травму не совместимую с жизнью – несчастная не вовремя вышла в коридор с наполненным до краёв ночным горшком в правой руке и с томиком стихов Надсона в левой. Следак Порфирий Петрович Смоктуновский был тёртый калач, во всём чётко разобрался и помог свершиться правосудию – неприкаянный Родька (который только после оглашения приговора осознал весь ужас содеянного) пошёл громыхать кандалами по этапу. Во всей этой детективной истории больше всего жалко субтильную Сонечку Мармеладову, которая только-только начала испытывать катарсис после нехороших там всяких делишек. А вот на пижона Свидригайлова плевать с высокой колокольни… Всем удачи)))
