Рыбацкие рассказы

       Отличный вечер субботы, все дела сделаны, домой идти ещё рановато, штабной народ после вечернего развода собрался «по пивку». И хотя старлей ещё не понимал вкуса этого напитка, он принял решение идти с народом, глядишь и увидишь что-нибудь новенькое. Это было историческое решение, которое раз и навсегда перевернуло его жизнь и сделало его на долгие годы поклонником Рыбалки и путешествий. Хоть и нельзя сказать что он не ловил рыбу раньше и не любил это занятие. Но особого трепета этот вид отдыха у него никогда не вызывал. Так, приятное времяпровождение вперемешку с шашлыком, выпивкой и мордобоем на свежем воздухе.

       На тенистом проспекте маленького казачьего городка тем временем разгорались нешуточные страсти. Кислое жигулёвское пиво, на голодный желудок, сделало своё гнусное дело и народ начал потихоньку впадать в раж, обсуждая свои последние поездки на рыбалку. Громче всех орал начфин, рассказывая каких карасей он ловил на дальнем пруду, начмед утверждал что ловля белой рыбы на поплавочную удочку это всё равно, что охота за бабочками с пулемётом. Начальник автомобильной службы тихо канючил, что с этой проверкой он уже и забыл как держать удочку и у него уже так чешутся руки, что он согласен ловить головастиков в пожарном водоёме. И лишь старый прапорщик тихонько сидел в сторонке и щурился на ласковое закатное солнышко. И лицо его было таким счастливым и умиротворённым, что любой военный мог бы со стопроцентной уверенностью сказать, что прапор либо сегодня что-то очень удачно спёр из части, либо недавно был на удачной рыбалке и все сегодняшние разговоры для него просто лепет несовершеннолетних. Судя по пустым рукам и карманам, военное счастье ему сегодня не улыбалось, а значит осталась только рыбалка. Придя к такому решению старлей тихонько толкнул в бок начфина и указал ему на счастливого прапора. Начфин был майором, и на оценку обстановки ему потребовалось всего несколько мгновений. После чего он чуть не задохнулся от возмущения:

       – А ты чего молчишь зараза, небось, слетал втихомолку в какое-то секретное место, а теперь в душе ржёшь над нечастными товарищами?

       -Во-во, сказал начмед, насмехается над старшими офицерами нарушая субординацию, фин, а ведь он нам уже должен, за оскорбление личностей.

       -Отвалите гады, не портите вечернего кайфа, - сказал прапор. - Пузырь я вам и так поставлю, а из своей поездки я никакого секрета и не делаю.

       Пройдя неспешным шагом к универсаму и обратно, он выставил на лавочку бутылку водки, пару бутылок пива, и разлив водку по майонезным баночкам поведал о том, что решило всю их дальнейшую судьбу на ближайшие две недели. В результате эмоционального рассказа он пару раз порвал рубашку под мышками, разводя руки для показа очередного трофея, тем же движением заехал по роже проходившего мимо алкаша и пытался, под шумок, сделать лишний глоток из общественной бутылки с пивом. Пива ему естественно никто не дал, но рассказ впечатлил компанию не на шутку и начфин заявил что ежели прапор докажет хоть половину из сказанного, то он выставит литр коньяка. Было б сказано!

       Прапор потащил всех домой и выложил мороженого леща на 3кг и несколько таких же карасей. Фин долго и тупо смотрел на это чудо и наконец попытался потерять сознание, чтоб не выставляться. С помощью ещё не совсем опьяневшего начмеда его привели в чувство и, напомнив о присяге и священном долге, потащили домой, за обещанным литром.

       Результатом субботнего загула стала священная клятва всех присутствовавших отправиться в заветное место через две недели.

       Вся следующая неделя была посвящена подготовке и сборам. Проблем было море. Во первых было почти невозможно уехать из части на два с половиной дня такому количеству офицеров. Этот вопрос взялся решать начфин, как лицо наиболее приближенное к начальству и кормушке. Прапор отвечал за доставку на место и обучение тонкостям ловли. Прикорм и наживку решили заготавливать совместными усилиями. Старлея же назначили ответственным за лодки, так-так в части они были только у него.

       Первая часть подготовки была сущим раем. Старлей выпросил у соседа старые рыболовные журналы и тетрадку, с вырезками из местной прессы о ловле леща и карася, и тщательно заучил все практические советы. Проверил готовность своей старой стеклопластиковой удочки и, придя к выводу что этого маловато прикупил дорогущее пятиметровое удилище. В довершение купил новую клинскую леску, про которую ходили всяческие лестные слухи и новые поплавки.

       Поплавки мастерил сосед. Денег за них пришлось выложить немало но, по словам местных знатоков, они того стоили. Делал он их из неизвестного тогда дерева, прочного и лёгкого. Дерево он отрывал от обивки старого немецкого фургона, который догнивал свой век на соседнем дачном участке. Лишь много лет спустя старлей с удивлением узнал что это была дорогущая бальса.

       Но неделя счастливого ожидания закончилась быстро и наступила неделя судорожных сборов. Во вторник стало известно, что каким-то неведомым способом начфин решил вопрос с разрешением на выезд в обед пятницы и до утра понедельника. Радость была недолгой, так-так все тут же поняли, что осталось то всего три дня, а ведь ничего ещё не готово. Первый инфаркт едва не прикончил начмеда, когда он зашел к прапору в парк и увидел что чудо немецкого автопрома, гордо и по рыболовному именующееся БАРКАС, находится в состоянии конструктора, т.е. разобрано, смазано и уложено в ведёрко с бензином. Прапор уверял, что это не проблема, и он соберёт своего верного коня быстрее, чем остальные накопают червей. На что вызванный по тревоге начфин заявил, что если после готовности червей Баркас не будет пыхтеть, он прапора разберёт на запчасти и сложит в то же ведро, где сейчас лежат запчасти от Баркаса.

       Какая там работа, в среду, в обед поехали за червями. По общему решению поехали два майора и старлей. Когда старлей увидел, что взяли в качестве тары, ему едва не сплошало. Начфин показал три пустых бумажных мешка из под цемента и сказал что один под червей, а в два оставшихся надо на маслобойне набрать макухи для прикормки. С макухой вопрос решился быстро, бутылка пива и работяга с маслобойни уже тащит два полных мешка, а вот с червями намного туже. Вы когда-нибудь пробовали своими силами накопать мешок червей? И вот тут старлей понял, что дедовщину в армии никто не отменял. Ну не было такого приказа. Да разговоров было много, и пресса и телевидение обсасывали дикие случаи, но в армии то всё делается по приказу, а его-то как раз и забыли издать.

       На ближайшей свиноферме всё поголовье чуть не сдохло от смеха наблюдая за тремя офицерами, которые умудрялись одновременно копать, собирать червей и отмахиваться от мух грязными руками. Причём майоры позволяли себе курить и отдыхать намного дольше, чем старлею.

       Четверг прошёл незаметно, занятый спешным доделыванием служебных дел и руганью с молодой женой, которая ну никак не могла поверить, что на рыбалку можно ехать так надолго.

       И вот она пятница. Баркас готов, всё загружено и осталось дождаться только обеда, заехать домой, чтоб переодеться и в путь. Как же тяжело ожидание в штабе. Делать ничего просто не возможно. Хорошо прапору, у него в парке скучать не дадут. В результате к 11 часам все, кроме него, собрались в санчасти у начмеда. Посмотрев на тоскливые лица сослуживцев, начмед решил, что народ надо спасать, а то перегорят раньше времени. Сказав что приготовит напиток жизни он отправил старлея в столовую за селёдкой. Возвращаясь с селёдкой старлей уже подозревал что добром это не кончится, но положился на опыт старших товарищей. Напитком жизни оказался чистый медицинский спирт, смешанный с глюкозой и растёртыми в ступке витаминами Ревит. Лето, жара и спирт – смесь убойная, но видно глюкоза и витамины своё дело сделали. Пьяными никто себя не чувствовал и окружающие ничего не заметили. А чтоб не скосило от жары и качки в дороге, начмед захватил секретные таблетки, которые выдают только спецназу на боевые задания.

       Тронулись в путь в 14.00 и сразу почувствовали действие напитка жизни и секретного средства. Через каждые 15 минут останавливали машину по малой нужде и долго стонали от счастья на обочине. После чего долго пили воду, и вскоре всё повторялось. Ничего не подозревающий прапор матерился, орал, что не успеют на вечерний клёв, и тихо собирал в мешочек гальку с обочины. Отмеренные картой 250 км пролетели практически незаметно, так-как все страдали от противоречивых чувств - жажды и постоянной «малой» нужды.

       В 18.40 прапор остановил машину, выскочил и заорал:

       – Здравствуй Маныч!

       Выйдя из машины и оправившись старлей, наконец-то, смог собрать в кулак остаток воли и офанареть от увиденного. Вокруг, насколько хватало взгляда, был только высоченный камыш и только с одной стороны виднелась чахлая посадка из полувысохших акаций. Вот те здрасте – а где ж знаменитое водохранилище? Воды не было видно вообще и если бы не одинокие чайки и запах старого болота можно было бы подумать, что остановились где-то посреди глухой казачьей степи.

       Глядя на это буйство дикой природы, которое никак не было похоже на условия спортивной ловли рыбы, старлей с тоской вспоминал приятные моменты подготовки к рыбалке. Все те приятные хлопоты и вопросы, а заодно и свои гениальные решения по преодолению трудностей.

       Узнать хоть что-нибудь о предстоящей рыбалке можно было только из одного источника, но - на все вопросы, как и на что будем ловить, прапор отвечал очень просто.

       – Бель будем брать на поплавок, а хыщника кто во что горазд.

       Так как про хищника старлей слышал только в пьяных рассказах, то на эту проблему он решил не заморачиваться и сосредоточиться на поплавочных удочках.

       О это простое и сложное понятие – Поплавочная удочка! В журналах и газетных вырезках было так много всего написано, что военному человеку разобраться в этом оказалось очень непросто. На учениях и занятиях по боевой подготовке оно ведь намного легче. Там тебе все условия и ограничения выдаёт начальство и остается только принять решение. Причём даже неправильное решение можно правильно обосновать и при наличии напора и уверенности во взгляде доказать начальству, что ты, наперекор логике и здравому смыслу, можешь его выполнить, проверить то всё одно невозможно. Не разжигать же пожар новой войны для проверки?

       А тут просто тёмный лес. Какая глубина в месте ловли, есть ли течение, какой предполагается размер добычи, какая возможна погода, будет ли ветер? На все эти и другие вопросы единственный источник информации давал чёткий и лаконичный ответ – Отвали летёха, не мешай работать.

       Поэтому было принято решение делать всё как у настоящих спортсменов. Не получится поймать, так хоть выпендриться можно перед сослуживцами, а на водоёме можно снасть и подкорректировать. В журнале советовали применять как можно более лёгкие оснастки с высокой чувствительностью. Старлей решил так и сделать. Всё было тщательно отрегулировано дома, в большой бутылке из под молока. Поплавочки длинные, тонкие, грузики легки, разнесённые по основной леске, крючки почти незаметные – вобщем не снасть, а гроза лещей.

       Если б знал он тогда, как жестока и несправедлива бывает обыденная реальность! Правда, чуть позже оказалось, что не один он хотел показаться умным. Остальные тоже хвалились новыми сверхчувствительными оснастками и тонкими лесками, и лишь прапор усмехался и не спешил доставать из чехла свои орудия лова. Несмотря на насмешки товарищей по поводу торчащих из чехла бамбуковых концах, толщиной с ручку от швабры.

       Несмотря на отсутствие открытой воды, прапор отдал команду на срочную подготовку к выходу на воду, и началось приятное замешательство. Кто-то кинулся надувать лодки, кто-то замачивал прикормку и мешал её с перловой кашей, вынесенной прапором из солдатской столовой в объеме ротного бачка (для непосвящённых это около 70 литров ). А прапор снял с себя всё, кроме шляпы-афганки, и достав из чрева Баркаса разборную металлическую косу, полез проделывать проход на чистую воду. Правда удалось ему это только отчасти, а если быть честным, то следует сказать что вообще не удалось. Поскольку росту в нём было – метр с кепкой, а дно водоёма понижалось под углом почти в 40 градусов. В результате его тщетной попытки утопиться ради счастья товарищей получилась скромная просека длиной 5- 6 метров . Будучи благополучно вытащенным на берег, и слегка отдышавшись, прапор успокоил всех оптимистичным заявлением.

       – С лодок докосим. Никуда он от нас не денется.

       И вот наконец-то всё готово. Лодки стоят в колонну в свежем проходе. Огромный бак с прикормкой в передней, насадки распределены поровну, подсаки трепещут в ожидании, удочки расположены в полной боевой готовности. Можно плыть. Хотя куда пока ещё непонятно, так-как нос передней лодки упёрт в плотную стену камыша. И тут, словно очнувшись, прапор заявляет, что он на одной лодке с пьяными безумцами плыть не намерен, и достав из машины маленький такой пакетик, начинает губами надувать какое-то подобие детского плавательного круга. Увидев что всеобщий смех и издевательства прапора нисколько не останавливают, старлей начинает понимать, что прапор его опять кинул. Его то место как раз на носу передней лодки, а значит, все тяготы по прорубанию прохода в камышах ложатся на его плечи.

       О сколько проклятий и «добрых» пожеланий было высказано им во время трудного прорыва через камыш, который казалось, понимал, зачем припёрлись на его водоём эти беспокойные людишки. Но вот наконец впереди забрезжил свет, и лодки вырвались на простор водохранилища.

       Да, Маныч был действительно прекрасен! И место было выбрано очень удачно. Неутихающий степной ветер дул точно в спину, и перед лодками была тихая лазурная гладь, плавно перерастающая в мощное волнение, на расстоянии каких-то 100- 150 метров от стены камыша. Обессилевший старлей зачаровано смотрел на это великолепие и судорожно думал.

       – Где ж, на этих бескрайних просторах искать рыбу?

       А задуматься было от чего. Ширина водохранилища даже на вид внушала уважение и на вскидку была около 2- 3 километров . Дальний берег едва возвышался над горизонтом и был точной копией берега ближнего, просто монотонной стеной камыша. Вода под лодкой была почти стеклянной, но дна не было видно и в помине. И на повестку дня встал естественный вопрос – И чо делать дальше, куда направить свой взор и где кидать якорь? И тут все вспомнили про источник всех зол.

       - Ну и где это чудовище военное? - Задал вопрос начфин.

       - Застрял в проходе, он ведь гребёт теннисными ракетками, а камыш старлей вырубил по урезу воды, вот прапор и тормозит по взрослому. - Весело заявил начмед, повернувшись в сторону камышей.

       - Лучше б у него в проходе застряло моё весло, и клянусь своим японским удилищем, это ему грозит совсем скоро. Заявил обозлённый начфин. - Времени до темноты остаётся совсем немного, а мы ещё и удочки не размотали. Из травы, что ли, уху варить будем?

       Но тут раздались проклятия и на чистую воду, как пробка и бутылки шампанского, вылетел круг с прапором.

       - Ну чего встали? Вяжитесь к камышу и закармливайтесь, пора рыбу ловить. Заявил прапор безаппеляционно, и отъехав метров на 20 от прохода привязал свой круг к пучку камыша.

       На вопрос начфина – «где»? Прапор ответил, что абсолютно по барабану где. Дно здесь как в тазике, везде одинаковое и рыба держится везде. Весь смысл не найти её, а привлечь. Отплыв от прохода в противоположную от прапора сторону ровно 15 метров , обе лодки привязались к камышу и приступили к закорму. Шары лепили тщательно, понимая, что этот закорм нужен будет на трое суток вперёд. Начфин разглагольствовал о кормовом следе и облаке, вязкости прикормки и времени её рассыпания в толще воды. А со стороны прапора доносился сдавленный смех и прозвучал откровенно хамский комментарий.

       - Вы б больше корму кидали, да поплотней лепили, что б он до дна доставал, а не чесали языки о борт лодки.

       Посылать его никто не стал, так-как не хотелось портить прекрасный вечер и стремительно улучшающееся настроение. Но настроение всё-таки было подпорчено довольно скоро. Неожиданно с берега донеслись непонятные звуки, напоминающие вой тушенки из консервной банки, и почесавший голову начмед риторически спросил:

       - Народ, а вам не кажется что чего-то не хватает?

       Покрутив по сторонам головой и сделав жим бровями, начфин вдруг хлопнул себя по лбу и тихо произнёс:

       - Ё маё, мы ж автомобилиста в Баркасе забыли.

       Со стороны прапора донеслось тихое всхлипывание, и потянулась плавная волна. Прапор тихонько умирал со смеху.

       Забыть одного из членов экспедиции в закрытой машине это конечно нонсенс, но причины на это были вполне весомые.

       Начальник автомобильной службы был человеком невысоким, далеко не молодым, а по военным меркам так и вообще древним, как продукт жизнедеятельности мамонта, да и по весу мало чем отличался от высохшего деревца. По долгу специальности мог водить любую технику, имеющую колёса. По пьяне даже хвалился, что управлял самолётом, пока тот рулил по взлётной полосе. Вот только имел автомобилист одну неприятную особенность. Выпустив из рук руль и став пассажиром, моментально укачивался и портил салон любого транспортного средства содержимым своего тощего желудка. Выход был только один и применял он его постоянно. Секрет заключался в полном алкогольном наркозе и здоровом богатырском сне на протяжении всей поездки.

       Так было и на этот раз. Ещё дома, забравшись в чрево Баркаса, автомобилист одним приёмом всосал в себя бутылку тёплой водки и завернувшись в палатку мгновенно отключился. А потому при сборах был незамечен и забыт.

       - Да.. – сказал начфин - учитывая время переезда и количество выпитого, автомобилист сейчас на грани взрыва, причём в самом прямом смысле этого слова. И если мы сейчас протянем ещё хоть пять минут, все наши вещи будут запачканы продуктами этого взрыва.

       Пришлось отвязываться и срочно ехать на берег. На берегу картина вызвала приступ всеобщего гомерического смеха. Баркас раскачивался и подпрыгивал, а в окна была видна тощая фигура без штанов и с огромными выпученными глазами. Как человек военный автомобилист, несмотря на критическое состояние организма, предусмотрел всё. Штаны, обувь и всё, что могло помешать облегчению организма, было снято заранее. И теперь ему надо было только одно - найти хоть маленькую щель в салоне. Но вот с этим были проблемы. Баркас был хоть и старым, но его хозяин был ремонтником, да ещё и хохлом. И по этой причине открыть его можно было только ключом, причём как снаружи, так и изнутри.

       - Старлей, ты когда будешь открывать стань в стороне от двери, а то зашибёт. – Напутствовали старшие товарищи. Но как не уклонялся старлей от открывающихся дверей, его всё-таки контузило, и всё остальное он воспринимал как в кошмарном сне.

       Окончательно очнулся он только тогда, когда лодка уже отплывала.

       - Странно, подумал старлей, дверью долбануло меня, а морды помяты и у начфина и у начмеда. И только счастливый автомобилист сидел на корме лодки, зажав под мышкой свои удочки и сладко постанывая.

       За стеной камыша, от лодки прапора расходились волны. И когда все вырвались на простор водохранилища, прапор что-то воровато прятал в картофельный мешок, привязанный к корме его спасательного круга.

       Наконец-то успокоившись и привязав лодки к камышу, все дружно приступили к ловле.

       Вспомнив все советы, вычитанные в старых вырезках и журналах, старлей начал тщательно вымерять глубину в точке ловли. Изготовленный в домашних условиях отцеп-глубиномер сработал просто отлично и позволил определить, что глубина в трех метрах от стены камыша была около трёх метров, а непосредственно у кромки около двух с половиной. Учитывая что длина нового стеклопластикового удилища была пять метров ловить приходилось совсем недалеко от лодки.

       Но вскоре оказалось что проблем в этом нет вовсе. Первый же заброс привёл старлея в полное изумление. Хвалёный поплавок никак не хотел принимать рабочее положение. Но при попытке вынуть снасть для настройки, на крючке был обнаружен подлещик на 300 грамм . Вот те здрасте. А где ж знаменитая лещовая поклёвка? Да и сопротивления особого старлей не ощутил. Тоже самое происходило и у остальных. Рыба просто не давала насадке опуститься на дно. Наблюдался практически массовый жор. И лишь прапор тихонько скучал в стороне, раскинув в стороны две бамбуковые раскладушки метров по пять длинной.

       За короткое время летнего вечера экипажами двух лодок было изловлено около 30 килограммов вполне зачетной рыбы и принято решение не жадничать и валить. Необходимо было обустроить лагерь и тщательно подготовиться к предстоящему утреннему клёву.

       Высадившись на берег, и слегка отдохнув от сидения в неудобных позах, все принялись за разглядывание и обсуждение добычи.

       Да, надо признаться, поймано было немало. Да и размер добычи, по городским меркам, был вполне достойным. В улове присутствовали подлещик, густера, плотва, окунь, мелкий судачок и ерши, которых начфин приказал не выбрасывать, дабы использовать для приготовления тройной ухи. Садки были практически набиты рыбой. И лишь прапор выставил почти пустой мешок от картошки. Но, вывернув его наизнанку он выкинул на всеобщее обозрение трёх лещей по 2-3 килограмма каждый и двух карасей невиданных размеров. Чего-то меньше килограмма в его улове просто небыло.

       Короткую паузу замешательства первым прервал начмед: - Ну за это уже бить надо, по наглой прапорщицкой морде, и скорее всего начищенным сапогом. Он же обещал всех научить, а теперь просто издевается.

       - А чего я вам не рассказал? Что место другое у меня было? Или может насадки и прикорм у меня другие? Нервно возопил прапор, понимая, что добром эти шутки могут и не кончится.

       - Ша, стоп. – Произнёс начфин. - Убивать его пока не будем, а то так и не узнаем секрета. Тащи свои снасти на товарищеский суд.

       Ворча и сетуя на несправедливость тупых офицерских масс, прапор поплёлся к лодке за своими удочками.

       Выставленные на обозрение снасти привели окружающих в чувство полного замешательства. Логике и «великому спортивному понятию» эти палки не поддавались никак. А уж об оснастках говорить и вовсе не представлялось возможным.

       Оснастки были «глухие» в полном смысле этого слова. Составные бамбуковые палки, длиной по пять метров, почти не истончались к концам и, казалось, могли выдержать вес взрослого мужчины. Лески были явно украдены в военном городке, с площадок для сушки белья. Поплавки состояли из лебединых перьев, с насаженными на них пробками от термосов. Вместо грузил жадный прапор использовал большие гайки от грузовых автомобилей. И только крючки были промышленного изготовления, правда, всех терзало смутное сомнение, что тот, кто изготавливал эти крючки и в кошмарном сне не мог представить, что на них будут ловить рыбу в пресных водоёмах.

       - Да.. – сказал начфин. – Час от часу не легче. Старлей и автомобилист держите прапора, а мы с начмедом пошарим по его лодке. Где-то ведь он прячет хитрые снасти.

       - Мужики да вы чего? – Заорал прапор. – Да чтоб я товарищей кидал, такого ещё небыло. Просто надо знать свойства водоёма.

       - А чего ж ты зараза всех заранее не предупредил. Ладно, отпустите его, налейте стакан и пусть колется о своих секретах.

       Поведанное прапорщиком привело всех в унылое состояние. К такому они просто небыли готовы.

       Искусственный водоём обладал такими свойствами, что в купе с тёплым климатом создавали просто райские условия для нереста и нагула белой рыбы. Небольшие, но и не малые глубины, наличие бурно растущей растительности, а самое главное – практически полное отсутствие людей привели к тому, что рыбы было просто невообразимое количество.

       Причём распределялась она очень избирательно. Глубины до 2 метров были оккупированы экземплярами до 500 грамм . И лишь глубже можно было рассчитывать на поклёвку трофейных экземпляров. Причём даже банальная уклейка вырастала до размеров средней чехони. И рыба стояла так плотно, что не только крючок с насадкой, а даже прикормочные шары не могли достичь до дна.

       Для преодоления этого препятствия прапорщик использовал собранную по дороге гальку, которую закатывал в шары прикормки. Причём галькой надо было запасаться заранее. На берегу водоёма найти камень было просто нереально. И, кроме того, просто необходимо было использовать крупный крючок с пучком из нескольких крупных червей.

       Все попытки ловить по другому приводили к тому, что «мелочь» садилась раньше, чем вы успевали что либо заметить.

       Остаток светлого времени был посвящён переделыванию снастей. Огрузку конечно можно было увеличить, но поплавки заменить возможности небыло. Выход нашел автомобилист. Скрепя душой и сердцем он пожертвовал «трофейным» китайским термосом. Пробка термоса была безжалостно искромсана, и огромные кружки китайской пробки были посажены на поплавки в виде второго тела.

       Вопрос с увеличением массы прикормочных шаров решился ещё проще. Недостающая галька была просто конфискована у прапора, причём самым жестоким и безжалостным образом.

       После переделки снастей командование экспедицией, как самый опытный и, скорее всего в надежде отыграться, взял на себя прапорщик. Он быстро отправил всех копать яму для сохранности улова в условиях жаркого климата, а сам занялся приготовлением ухи и накрытием «поляны».

       Копать пришлось глубоко и долго. Вредный прапор сказал, что если есть желание сохранить улов до приезда домой необходимо выкопать яму почти до уровня грунтовых вод. После выстелить дно камышом и укладывать рыбу рядками на брюшки, перекладывая камышом и травой. Даже троим, взрослым мужикам, работы хватило на 1,5 часа. После того, как яма с уловом была присыпана травой и тщательно полита водой, все вернулись к машине и были приятно удивлены.

       Лодки были красиво уложены кверху днищами по обе стороны расстеленной на траве солдатской плащ-палатки. Рядом, на специально сваренном тагане висел казан с дымящейся ухой. На самой плащ-палатке были аккуратно и симметрично разложены тарелки с солёными огурцами и помидорами, на листах лопуха разложен порванный руками хлеб. В отдельной тарелке выложены квашеная капуста, солёный чеснок и перец. А в середине импровизированного стола возвышался предмет особой гордости старого прапора – старинный казачий штоф, наполненный мутным первачом. Ёмкость штофа определить было сложно, но прапор утверждал - трёхлитровая банка входит со свистом.

       Изголодавшись, после долгой дороги и плодотворной рыбалки, все накинулись на уху. После того, как был утолён первый голод, и казан практически опустел, потекло приятное застолье с рассказами под самогон и капусточку с огурчиками. Старлей чувствовал себя на седьмом небе. В ушах звучала приятная музыка, в глазах всё плыло и весело покачивалось, хотя спать совершенно не хотелось.

       Когда небо вдруг резко осветилось, вывалившейся из-за тучки луной, начфин вдруг резко выпрямился и безапелляционно заявил: – Всё, хватит пьянствовать. Всем спать, а то завтра будете выпадать из лодок. Произнеся эту несложную фразу он, не меня позы, откинулся назад и мгновенно захрапел. Прикольно, подумал старлей. Скорее всего, начфин уснул под углом 45 градусов, а удар головы о борт лодки послужил стартом для начало сеанса сновидений.

       Дальнейшее он воспринимал как в счастливом сне. Мягкое потрескивание костра, звуки ночной степи, пролетающие над головой совы и летучие мыши. Удобно устроившись на высоком борту лодки, и уже проваливаясь в сладкий сон, он несколько раз замечал пробегавшую мимо кошку. Но на все попытки её погладить она откликалась какими-то совсем не кошачьими звуками. Последняя мысль задала вопрос – Откуда здесь взяться кошке? Но мозг уже не мог ответить и просто отключился.

       Утро началось резко и противно. И, что самое неприятное, началось оно не с рассветных лучей солнца и птичьего гомона – а с противно-истошного вопля прапора в кромешной темноте.

       Оказалось, что прапорщик проснулся, по старой привычке задолго до рассвета, и решил проверить - насколько правильно накануне были выполнены его указания по сохранению пойманной рыбы. Но когда он дошел до ямы, взору его предстала нерадостная картина. Вся трава в яме была переворошена и на краю лежала обезглавленная тушка крупного карася. И когда он нырнул в яму с головой, ему удалось обнаружить лишь нескольких некрупных подлещиков. Вот тут-то и возник душераздирающий крик обманутой рыбацкой души. Ответом ему были лишь кашляюще-смеющиеся звуки со стороны водохранилища.

       После того как удалось привести в чувство полупомешаннго прапорщика, вся экспедиция собралась для обсуждения итогов произошедшего. То что весь вчерашний улов был потерян безвозвратно сомнения ни у кого не вызывало. Виновника искать было глупо, да они и не прятались. В вырубленном проходе, возле лодок весело резвилась семейка выдр, а чуть подальше, на скошенных стеблях камыша выжидательно устроился десяток ондатр.

       Во дают. - Невесело подумал старлей. – И пусть потом говорят о том, что дикие звери боятся человека. Они ведь, твари, всю ночь бегали между мной и костром и мне, кажется, что кого-то я даже умудрился погладить.

       Твари проявляли полное спокойствие в присутствии человека и представляли дальнейшую угрозу не только для улова, но и для запаса продуктов. Но если продукты можно было спрятать в чрево Баркаса, то с уловом возникла проблема. В Баркасе, при дневных температурах – 20-25 градусов сохранить рыбу было просто нереально.

       Поняв, что на больную голову решить проблему невозможно начфин, на правах старшего, безапелляционно заявил: - Так, всё. Отставить истерику.

       Прапорщик нервно всхлипнул и тут же затих.

       – Через 20 минут рассвет. 5 минут на опохмел и на воду. По возвращению разберёмся.

       Какой опохмел? Старлей вообще первый раз в жизни столько выпил. И только после слов начфина его организм начал потихоньку приходить в себя и тестировать состояние «входящего в него оборудования». Результат тестирования был весьма плачевным. Состояние организма повергло его в состояние близкое к коме. Даже лёгкое движение бровей отзывалось невыносимой головной болью и тошнотой. Безвольно опустившись на борт лодки, он мысленно попрощался с молодой женой и приготовился к медленной и мучительной кончине.

       Очнулся он от ощущения того, что в него влили полстакана самогона, засунули в рот солёный огурец и пропихнули его резким хлопком по губам. Задохнувшись, толи от самогона, толи от возмущения старлей попытался что-то сказать, но не смог. Набрав воздуха и мысленно подбирая слова для возмущения, он вдруг почувствовал тёплую волну, несущую спокойствие и освобождение от боли и через минуту впал в лёгкую отключку. Очнувшись через несколько минут он уже чувствовал себя вполне здоровым человеком и готов был бороться с любой крупной рыбой.

       Вся экспедиция уже рассаживалось по лодкам, в готовности к выходу на воду. Этот второй день рыбалки запомнился ему намного лучше остальных. Всё было просто до невозможности смешно. Старшие товарищи, хоть и чувствовали себя намного лучше, на самом деле страдали не меньше его. И опохмел произвёл на них не менее значительное впечатление.

       Первым пострадал начмед. Буквально через несколько минут после первого заброса у него клюнул крупный карась. Выводя рыбу начмед, от волнения, допустил оплошность. В порыве страсти он неосторожно встал в лодке. Испуганная рыба совершила молниеносный рывок в глубину, увлекая за собой мощную снасть, которую владелец выпускать из рук не пожелал. Вылавливали начмеда всей компанией, под смех и саркастические комментарии отколовшегося прапора. Процесс спасения осложнялся патологической жадность начмеда, который, несмотря на явную угрозу жизни, категорически отказывался выпускать из рук удилище с сидящей на крючке рыбой.

       Казалось бы, после такого начала клёв должен был надолго прекратиться, но рыба была, очевидно, совершенно незнакома с человеком и восприняла это происшествие весьма спокойно. Мало того клёв даже несколько активизировался. За несколько рассветных часов было поймано больше, чем кто-то из присутствующих поймал за весь сезон. Причём вся рыба была весьма достойных размеров.

       Второй жертвой алкоголя стал сам старлей. Ближе к обеду, когда ожесточённый клёв начал немного успокаиваться начфин решил закрепить успех, достигнутый утром при первой попытке похмелиться. Когда до него дошла очередь старлей поднял удилище и схватив леску правой рукой удилище опёр за собой на камыш. Крючок с останками червя болтался в воде под лодкой. Приняв от начфина стакан с самогоном правой рукой, левой он достал из протянутой банки кусок огурца. И вот, в самый ответственный момент, когда половина дозы уже была проглочена, кто-то с резко дёрнул руку вниз, к воде. Самогон от резкого движения попал в ноздри и глаза. При попытке их вытереть старлей дважды попал в эти же глаза огрызком огурца и, наконец, взвыв от боли и обиды, просто перегнулся через борт лодки и принялся часто моргать глазами и ртом, одновременно промывая глаза и запивая самогон.

       Когда боль в глазах и противные ощущения во рту немного стихли, а кислород ещё не закончился, он отчётливо увидел, что из-под лодки на него кто-то смотрит. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это весьма немелкие окуни.

       Вынырнув на поверхность, и слегка отдышавшись, не обращая внимания на лежащих от смеха товарищей старлей, сменив насадку, быстро поймал из-под лодки трёх окуней под килограмм. Онемевший от такого зрелища начфин неуверенно заглянул под лодку, и не увидев там ничего неуверенно спросил: - Ты чего старлей, с противником договариваешься? Или они на твой запах приплывают? Но, через несколько минут, когда он повторно заглянул под лодку, глаза его загорелись. Достав из рюкзака короткое зимнее удилище с маленькой блёсенкой он, за несколько секунд, поднял прямо из-под лодки десяток увесистых окуней.

       Окуни просто прятались под лодкой от палящего солнца и заодно подхватывали огрызки червей, которые рыболовы снимали с крючков при поимке рыбы.

       После поимки окуней интерес к рыбалке начал постепенно стихать. И вот, когда все уже были готовы к выходу на берег, произошел очередной комичный случай.

       Одуревший без похмелья прапорщик, устав от ловли начал откровенно дурачиться. И когда на его огромный крючок неведомым образом смог насадиться подлещик граммов на 150, прапорщик начал в шутку разыгрывать пантомиму борьбы с очень крупной рыбой. Поверившие члены экспедиции переполошились и начали давать советы по борьбе с крупным трофеем. Возгласы возмущения, когда подлещик был поднят на поверхность, был прерван мощным буруном и скрипом толстого бамбукового удилища. Заметить и понять, кто атаковал рыбу на крючке никто из присутствующих не смог. Бедный прапорщик раскачивался в своём надувном круге и скулил от жадности и страха одновременно. Но вот натиск монстра немного ослаб и прапорщик начал медленно поднимать удилище в вертикальное положение. Когда на поверхности показалась спина огромного судака, начфин громко икнул и пустился на борт лодки. Этого оказалось достаточно для катастрофы. Монстр развернулся и резко рванул в глубину водохранилища. При длине удилища в 5 метров и площади одноместной надувнушки у заклинившегося межу бортами прапора был один шанс остаться в живых – бросить удочку. Но сделать это он не мог физически, просто потому, что он был прапорщик. Совершив полный «переворот» прапорщик скрылся в воде, повергнув всю экспедицию в истерический смех. Отсмеявшись, все увидели что в сторону открытой воды, ныряя как поплавок, удаляется бамбуковое удилище, а рядом с перевёрнутой лодкой прапорщика периодически возникает бурун, из которого исходят странные звуки. Поняв, что с прапором что-то неладно, начфин бросил свою лодку на помощь утопающему. Когда прапор был вытащен на берег и слегка реанимирован стаканом самогона, он поведал товарищам все тонкости происшествия, которые привели всех в состояние истерики.

       – Сообразив, что попалась не просто крупная рыба, а настоящий монстр, мозг прапора стал тормозить от разности входящих ощущениях. С одной стороны вырисовывалась явная угроза жизни, а с другой стороны – такой возможности в жизни может больше и не представится. И вместо спасения он начал лихорадочно вспоминать способы борьбы с крупными трофеями. Хотя как можно вспомнить то, чего с тобой никогда не было? В порыве страсти он и не подумал, что злую шутку с ним может сыграть его запасливость и привычка быть готовым к любым трудностям.

       Перед выходом на воду он учёл возможность ловить и вдалеке от камыша. Для этой цели он загрузил в лодку блин от штанги, который стащил в ротном спортуголке. В качестве якорной верёвки приспособил тонкую синтетическую бечёвку от маскировочной сети длиной 10 метров . Блин был заклинен под сидушкой лодки, а верёвка свободно болталась у него под ногами.

       В момент его переворота, когда прапор выпадал из лодки, ноги его запутались в этом шнуре. И уже когда он выныривал, дрыгая всеми конечностями, блин освободился и, ударив его по голове, потащил в низ. Выпустив из рук удилище, прапорщик изо всех сил пытался всплыть, не понимая, что длины запутанной веревки, хватает только на то, чтоб он высунул из-под воды нос. Если бы не помощь товарищей он наверняка не сумел бы сам выбраться из этой ситуации.

       Продолжать ловлю, в подобной ситуации было бессмысленно, и все отправились на берег. Свежеспасённый прапорщик и уже начавший замерзать начмед принялись сушить одежду и сокрушаться об упущенных трофеях. Но начфин и автомобилист не могли успокоиться после увиденного. После недолгого отдыха, и дополнительного возлияния, было принято решение ловить хищника на дорожку. Да и необходимо было догнать сбежавшую удочку прапорщика.

       Старлей пытался изобразить из себя болотную кочку, но ему это не удалось, и он был назначен главным двигателем. Надо ведь кому-то грести, пока старшие товарищи будут пытаться отомстить за поруганную честь советского прапорщика.

       Удочку удалось догнать без труда, но на крючке был только перетёртый практически в фарш мелкий подлещик. Плюнув на потерю, лодка устремилась за хищником.

       Не имея понятия о ловле хищника, старлей просто тупо грёб туда, куда указывают, соблюдая среднюю скорость движения и наблюдая за происходящим.

       Перед выходом выяснилось, что готовым к ловле хищника оказался только начфин. Автомобилист забыл дома коробку с блёснами и вынужден был клянчить приманки у начфина. Тот строил из себя бедного родственника и, не вынимая своих снастей из рюкзака, после долгого копания вручил товарищу блесну, от вида которой лейтенант чуть не заржал как строевой конь. Блесна была сделана из куска огромной металлической ложки, обточена напильником под карася и покрашена масляной краской под окуня. На её конце, с помощью кольца от ключей был закреплён тройник неописуемых размеров, покрытый толстым слоем ржавчины.

       Обидевшийся поначалу автомобилист, поразмыслив над дружеской шуткой, заявил: - Я тебе, сквалыга, докажу, что настоящий рыбак и такой железякой поймает свою рыбу. Себе же начфин достал что-то небольшое и очень напоминающее рыбку. Старлей тогда и слов-то, таких как «воблер» не знал.

       Раскинув приманки за лодкой, процессия двинулась бороздить просторы водохранилища. Первым поймал начфин. Через 30- 40 метров движения его спиннинг резко согнулся, и противно затрещала катушка. Оказалось что это всё тот же окунь под килограмм. Чувствуя себя победителем, начфин гордо восседал на носу лодки. Сидевший на корме автомобилист загрустил и почти пропустил момент поклёвки.

       Вот это было зрелище. Сначала тщедушный автомобилист едва не выпал из лодки. Спиннинг его гнуло просто в кольцо, несколько раз вырывало рукоятку невской катушки, разбивая ему пальцы. А когда казалось что уже всё, рыба почти выдохлась, произошло просто невероятное. Сидящий лицом к автомобилисту старлей увидел, как в 15 метрах от лодки, как в замедленной съёмке, из воды высоко вылетела огромная щука и дико затрясла в воздухе головой. Она была огромна и прекрасна в лучах заходящего солнца. И вот в самой верхней точке её прыжка огромная блесна вырвалась из щучьей пасти и полетела в сторону лодки как метательный снаряд. Видевшие всё происходящее старлей и автомобилист мгновенно пригнулись и затихли. И лишь дикий вопль сзади вывел их из состояния ступора. Оглянувшись, они увидели картину, от которой их чуть не согнуло от смеха. На носу лодки беззвучно матерился начфин, в ухе которого, как казачья серьга, раскачивалась блесна. Вынуть крючок без анестезии было невозможно, так-как начфин выл от боли и брыкался. На берегу в него влили стакан самогона, и пока он пытался закусить, прапор просто вырвал крючок из уха одним резким движением. Начфин взвыл и отключился. Очнувшись, он возмущался только тем, что ему не дали вовремя закусить. Высохший прапорщик уже приготовил всё для трапезы, а скучающий начмед позаботился о сохранении улова. Для борьбы с расхитителями улова было приспособлено съёмное днище баркаса. После укладки рыбы и засыпки травой яму накрыли днищем и сложили на него всё тяжелое имущество. Так как делать было нечего, все принялись утолять голод и унимать похмельный синдром.

       Утро следующего дня было солнечным, но хмурым и тихим. После легкого завтрака, когда мир снова стал цветным и звучным, все принялись за ловлю трофеев. Такого ажиотажа и веселья, как в первые дни уже не было. А к обеду у старлея и вовсе возникло подозрение, что баркас не сможет довезти до дома всю пойманную рыбу.

       Последние силы отнял процесс распихивания улова по мешкам, мойка и сушка лодок, и загрузка баркаса.

       Обратная дорога пролетела незаметно. И лишь приехав домой, старлей осознал, что на этом его беды не окончились. Разбудив и вытолкнув его из машины около подъезда дома, товарищи выкинули ему под ноги два огромных мешка – его долю в общем улове. Когда страдающий от усталости и похмелья старлей притащил их домой и вывалил в ванну, с молодой женой случился лёгкий приступ истерики. А какие ещё чувства могут возникнуть у женщины, когда ей поздно вечером воскресенья приносят домой полную ванну рыбы? И так как супруга бурно протестовала против его попыток засолить рыбу прямо в ванне, пришлось бедному старлею до полуночи бегать по соседям, раздавая улов.